Пёс. Всё, что есть, зубы и верность,
Но если в дом влезет бедность, не укусишь,
Лишь заскулишь тихонько, да и громко хоть бы,
Никуда не денешься – безденежье.
Всё реже ешь, спишь, вспоминаешь о том,
Что когда-то был им ближним, а не лишним ртом.
Там в этом прошлом, грубо ласкаемый,
Ты отвечал им радостным лаем.
Судьбу проклиная потоками бранными,
Словно охрана к телеэкрану,
Приставлены муж и жена безработные,
Лифт не работает, дети голодные.
Холодно, зябко, возишься в тряпках,
Дома холодный(суровый) и мёртвый порядок,
Моют полы: создают уют мнимый,
Родные, любимые, милые.
Злые квартиры, как гнёзда осиные,
Гонят гонцов до пустых магазинов,
По улицам бродят барыги и бесы,
Все здесь под прессом великой депрессии.
Сессии, конгрессы, ассамблеи.
В новостях и прессе бараны блеют,
Льют в уши воду в виде веских доводов,
А под покровом ночи люди роются в отходах.
Ты чувствуешь страх от смены отношения,
Он с раздражением цепляет поводок к ошейнику,
В его движениях сквозят стыд и напряжение,
Так ясно говоря о твердо принятом решении.
Сказав жене что-то на ходу, спешит одеться,
И когти мягко клацают по бесконечной лестнице.
Холодное солнце лживо лижет улицу,
Он глупо семенит, пытаясь не поскользнуться.
Так хочется ссать, но он тебя упрямо тащит,
Уводит от дома дальше, не иначе.
Так хочется остаться, но ты стал для них помехой.
Он наспех привязал тебя, сел в автобус и уехал.
Пёс. Всё, что есть, зубы и гордость.
Теперь рвешь морды в клочья в битвах за кость,
Огромные барбосы-мафиозы контролируют отбросы.
Тебя на них ведет мечта похавать досыта.
Сыро. Холодно. Грязно.
Серые крысы разносят заразу.
Трущобы, подворотни, стройки, арки,
Бездомных собак не берут в зоопарки.
В покинутой зоне промышленных складов
От взглядов лишних спрятанный спишь,
Видишь во сне или кости и мясо,
Или глаза, нос, губы и волосы.
Голос знакомый зовет тебя кушать,
Прижимаешь уши, послушно виляешь хвостом.
Дом. Ни блох ни коросты.
Стоп! Слишком все просто.
На окраинах посты перекрыли выезды,
Кто-то главный выступил, зазвучали выстрелы.
Голубая высь покрылась авиацией,
Это интервенция, силовая акция.
Город падал жертвой в жадный жар домны,
Веря в память носа, пес понёсся к дому.
Прыгнул в дверь открытую бестией взъерошенной,
Пролетел по лестнице мимо сумок брошенных,
Бился в дверь, обивку грыз, как от боли воя,
А потом накрыло дом огненной волною.
Ты бежал за ними вслед по дороге в вечность.
Пёс. Всё, что есть - зубы и верность.

Всем, кто остались, встали рядом, не зассали
Чьи ладони узнали дамасскую сталь
Манёвры ментальные
Мы превратили дебаты в баталии.

Я ждал, пока погаснут телеэкраны,
Уснут диваны, устанут капать краны
Как караваны мысли потянутся на выселки
Я высеку искру искусством грубых рук
Еще стирая кремень отпущенного времени
Сила трения - Мой тренер сожрет
Еще одно деление и станет потеплее
Я суну уши в плеер и поспешу к тебе
Байки про Тибет тебя приводят в трепет
Духовность в рэпе это как капсулы, Ампулы
С ядом про шамбалу тянутся к душам лапками жабьими
Уехавшие крыши войны Кришны
И вот с асфальта мама соскребает Гришу
Я проклинаю трижды пришлых, тех что выжили
А кто за ними шли – они уже не дышат.
Слышал - темы высшие шептали губы высохшие
Порою мы платим дань здоровьем
Но мысль моя растаяла, так и не став фристайлом
Я собирал всю соль малыми кристаллами
Заточкой сабельной жизнь затесала слабых
Мы одевали латы и отрубали лапы зверью
Смотри, там за дверью шанс доказать
Свою верность и веру.

Выбор многих – или Ислам, или Беслан
Но нет дороги бесноватым к небесам
Ассаи нам расскажет про отца тридцатых
А я на страже, чтобы тебя не сцапали
Пали, как бьются пацаны за свои планы,
Как за спиной смеются, смачно тянут план
Мне клеили на спину стикер со словом Нигер
Они дрочили джойстики, а я скитался в книгах
Замерзал в снегах и ползал по притонам
Босым, бездомным брёл по тропику бетона
В Мире Эталонов, клонов, Фабрик Звёзд
Если это мегаполис грёз, я в нём – пёс.
Метропоезд нёс заряженных чеченок
Нос ловил от любимой запах чьих-то членов
Сирены по венам, мгновенно, наверно
Это так сложно, блядь, просто быть верной.
Аморес Пэррос. И предстали взору
Линии судьбы на пачке Беломора
Белым морем дым смоет моё горе
Оно войдёт в нестройный рой других историй
Аллегория, оставь, это пустяк
Увидим что останется двадцать восемь дней спустя –
Я видел, каюсь,
Посвящаю эту тему всем, кто остались.

Окурок о край урны аккуратно тушишь,
Дверь толкаешь. Ну же. Ты идёшь.
Всё одно и тоже. Выманил подарком,
В скромный ресторанчик в городском парке.
Парень в гардеробе ест тебя глазами,
Я с улыбкой говорю: Чё, хочешь с нами?.
Он покорно замер, помогая даме.
Много бы отдал за то, чтобы махнуться с ним годами.
Там в полумраке ты ослепительна,
Шеи дружно хрустнули у посетителей.
Не без удовольствия про себя отметила,
Сколько жадных взглядов твоё тело встретило.
Слюни утереть им помогут спутницы,
И почтенные отцы прячут лица в супницах.
Суетятся, носятся официанты,
Словно в зале НЭПманы, а на дворе двадцатые.
Двадцать два ноль пять. Вечер. Пятница.
Задержались, долго примеряла платьица.
Разговор не ладится, надо зарядится,
Потерпеть придётся. Кабак - традиция.
Кто ты такая, чтоб тобой любоваться?
Мне до твоей задницы поскорей дорваться бы!
Начала напрасно ты разговоры разные,
Я купил твой таз, а не игры разума!
Много всего сказано шепотом дымящимся
Про родство сердец и чувства настоящие.
Только ты сама в амуниции сверкающей,
С молотка пускаешь своё влагалище.
Уже напряжена и слегка обижена.
Вижу я - не того ты ждала от ужина.
Душно мне от тебя, циник не циник я.
Ты сидишь напротив многозначным ценником.

Как-то так внезапно прекратились танцы
Голосом Володи: Где мои 17?.
Где? Да вот они. В старой школе нашей,
А от меня тогда ушла девочка Наташа.
В старших классах были и посимпатичнее,
Но из-за неё ходили мы несимметричные.
И бы причина фонарей светящих,
Доставался пацанам приз переходящий.
Сколько было ящиков выпито на лавочках!
Сколько по подъездам перебито лампочек!
Веско у виска крутил слабый друг Слава
"Вы чего? С ума сошли? Да она ж шалава!"
Он её не жаловал и пошёл и прав был,
Но за слово правды получил по морде.
Морды заживали у бойцов отважных.
Хоть шалава, но не с каждым трахалась Наташа!

Сила безмолвия питала мои корни,
И были мои слова, как удары молнии;
Всё, что я видел, цирк блошиный,
Слышал писк мышиный у подножия Вершины Тишины.
Пожары души бил пеной, тушил без лекарей.
Я пил с бомжами, дружил с калеками.
Даже в коллекторе можно быть человеком, сынок,
И даже если нету ног - есть Мекка.
Я ненавижу дух этого века,
Я ненавижу мир обессоленный, пресный,
Треск, хруст костей, систему-пресс;
Группа крови, резус и нательный крест.
Лишённый Сана - смотри в глаза,
Там где-то прячет беса эта лесополоса.
Проверь засовы сам: они уже не за горами,
Потом пустите псов пустынными дворами.
Когда нечего есть, негде сесть и нету денег...
Ведь Астафьев бил учительницу по лицу веником!
Вспомни об этом, стоя у обменника
И дай голодному хотя бы от своих объедков.
Просрочена ли моя виза, я не ебу,
Для наших даже телевизор это табу.
Спасителя Малибу спонсирует рекламодатель.
Реалити-шоу с финальным распятием.
Всё же есть что-то выше наших этажей!
От работы вражей защити нас, Боже!
Чтобы за копейки друг друга не душили,
Чтоб не жили мы на Святой земле чужими...
Не тонули и те, кто никуда не плыли,
Я знал людей и святые среди них были!
Иконостасы пылают правдой Этих Глаз,
Он никогда не оставлял нас, а мы Его - не раз.

В поту лица мы добываем хлеб, едим его
Лишь для того, чтобы не жить нам им единым.
Гляди, там Иерусалим, Медина, Мекка,
А к нам приехало.. Эх! "Кривое зеркало".
Всех, кого я знал, их унесла весна,
Одних она лишала сана, других лишала сна.
Я знаю, ради чего терпеть, кому служить,
Дворы учили пить и петь нас, леса учили жить.
Чужие чертежи в основе моих поступков.
Бараном быть? В пизду! Я понял, кто пастух
По копытам и хвосту: "неведомые силы древней расы".
Ууу, по-русски просто "бес".
Мы были православными кварталами Дамаска;
Моссад и NASA, весь мир, нацеленный на нас.
Как бешеного пса экран от себя оттаскивал,
И слёзы покаяния были каплями для глаз.
Не сразу, но и я увидел заката красный окрас,
Доказывать кому-то что-то - работа не для нас.
Диагноз: апокалипсис. Мир спятил.
Тогда мы стали братьями в объятьях распятий.
Наше противоядие им противопоказано,
И солнце правды скоро встанет в конечной фазе.
О том, как крёстной казнью мир избавлен от проказы,
Величайшая история, когда-либо рассказанная...

Небо спокойно, закат нарисован кровью,
Я набирал высоту, то падал от боли,
Судьба палила огнем с силой удвоенной,
Тогда земля под ногами стала водой,
И по следам в Храм, опираясь на посох,
Думал всегда, клинок не знает коррозии,
Но белым саваном зимы окутали осень,
В комнатах катакомб обретаем покой,
Родным Мадрид, а у нас снегом искрит,
Стальные птицы, донесут и до пирамид,
Капает время, стрелками на цитаделях,
Шёпот старого клёна, юность это видение,
Тесный грот, глубокая тьма подземелья,
Именно в нём, мысли рождают идеи,
Та пустота, ночь нас накрыла там,
И с сигаретой, мы тихо сгорали дотла,
Сады Мира, лавиной метель замела,
Глаза детей были закрыты от зла,
Край горизонта, где тлея лежала Москва,
Драки, школа, я пил, учили Лермонтова,
Мама твердила, город это, есть враг,
Ворота в ад, моя тюрьма, саркофаг,
Дворы тянули руки и поджигали косяк,
Шум на экране, но память не стереть, ведь так.

Идёт по рекам лёд, народ идёт с работы,
Но туда ли мы с тобой идём?..
Скажи мне, скажи, молчат о чём Митёк, Санёк, Артём?..
Я думал, мы умрём, но мы остались живы.

Все ловушки земли в глазах змеи,
Сказки Пушкина или плакаты Брюса Ли?
Там где-то Иерусалим и стены плачут,
А значит жизнь и не могла пройти иначе.
Я начал врать, пропадать, орать на мать опять,
Чужое брать, искать братьев, с судьбой играть.
Делили бублики пустые желудки и кишки,
Оборванная публика, моя республика ШКИД.
Меня тошнит на балконах от первой водки,
Босота в балахонах и эти пизженные шмотки.
Решётки и ограды, заводы, заборы, кусты,
Собачьи продотряды, эти города пусты.
Опустив глаза, я ей всё это рассказал -
Бля! Во коза! Она ушла на голоса!
Босая, на ней помята юбка, порвана кофточка.
Что тебе важней: семья или тусовочка?
Чекист сел сдуру, где Ваня-Киноман
Хромой хуярит хмурый, малолетки мутят план.
По телику Билан, Америка бомбит Ирак...
Это мой хип-хоп теракт, before I self-destruct.